Дело Судьи Ди - Страница 16

– Еще бы! Такой повод, – кивнул Баг, внимательно наблюдая за поваром: любое мастерство вызывало у ланчжуна глубокое уважение. – Вообще, я заметил, Ханбалык просто кипит. Очень много всего нового. Здорово, просто здорово.

– Ну… да, – с плохо скрываемой гордостью кивнул Кай: коренной житель Восточной столицы, он искренне любил Ханбалык и, как не раз признавался Багу, никогда не смог бы с ним расстаться. Даже если и уезжал ненадолго, по служебной надобности, то уже через пару дней начинал тосковать по родному городу; а перспектива оставить Ханбалык насовсем и вовсе ужасала могучего жизнелюба Кая: нет, никак невозможно! – У нас нынче есть буквально все. Все чудеса света – кроме пирамид. Да и зачем, скажи, нам тут какие-то пирамиды, коли есть много чего другого, вообще ранее неслыханного. Да ты же видел, еч, знаешь.

И то правда: вот только что, буквально полчаса назад Баг действительно видел – очередную жемчужину в драгоценном собрании диковинок Восточной столицы. Звалась она Сююань, “Парк отдохновения”, и располагалась в стенах сыхэюаня – старинной ханбалыкской усадьбы – семейства Ли.

Сыхэюани составляют костяк старых ханбалыкских построек – за исключением княжеских хором, дворцов и храмов, разумеется. Традиционные жилища городских ханьцев, следующая и основная ступень после непритязательных домишек в хутунах, сыхэюани представляют собой семейные, родовые гнезда, обнесенные с четырех сторон неизбежными глухими стенами, с единственным главным входом – воротами, над коими, как правило, висит черная лаковая доска, на которой крупными иероглифами выведено название: “Усадьба семьи Мао”, “Усадьба семьи Чжан” и так далее; нередко, правда, можно видеть и нестандартные надписи вроде “Убежища Отшельника Да-би” – если кто-то из членов семьи благодаря своим дарованиям или заслугам на государственном поприще достиг широкой известности, то сыхэюань мог получить имя и в его честь; в таких случаях любят пользоваться литературным псевдонимом прославившегося.

И посейчас многие старые семьи продолжают жить в своих родовых гнездах – за низенькими воротами, за которыми злых духов, умеющих, как это ведомо любому образованному человеку, двигаться только по прямой, встречает защитный экран; в двухэтажных постройках, расположенных вдоль окружающих сыхэюань стен: сзади, в самых высоких и почетных – старшее поколение, а прочие – в боковых, пониже, но тоже весьма уютных.

Однако жизнь идет вперед, и некоторые обитатели сыхэюаней ныне предпочитают традиционному покою и уюту родового гнезда новые, благоустроенные квартиры в современных домах. Иным семействам Небо не ниспослало обильного потомства, и в таких полупустых, а то и вовсе пустых сыхэюанях, по распоряжению все того же Решительного Лю, стали, откупив усадьбу у потомков, создавать семейные музеи – если род был чем-то славен, или же небольшие постоялые дворы, насельники которых за небольшую плату могли полностью погрузиться в мир покойной и патриархальной жизни несуетного старого Ханбалыка. Некоторые не лишенные деловой хватки хозяева – а ханьцы, по наблюдениям Бага, почти все склонны к предпринимательству – открывали в своих сыхэюанях мастерские, небольшие школы боевых искусств, а вот последний из рода Ли открыл в своем сыхэюане… действующий музей отхожих мест.

Да, прав был Кай Ли-пэн, когда пророчил: удивится Баг. Баг и впрямь удивился: надо же – “Парк отдохновения”, и в каком смысле! И не только он удивился. Один из любопытствующих, вошедших в сыхэюань семьи Ли следом за ними с Каем, – по виду житель юга Цветущей Средины, – прочитав поясняющую вывеску, вытаращил глаза и не сдержал возгласа: “Во цао!”<Переводчики, следуя иероглифам, склонны интерпретировать это как “Рядом с таким талантом, как имярек, даже Цао Цао отдыхает”, где Цао Цао (155-220) – видный политический деятель, военачальник и поэт китайской древности. Что-то вроде нашего “вот это да!” или “ух, ты!”. Возможно, если бы ван Зайчик привел другие иероглифы, интерпретация возгласа была бы и иной, именно такой, как мог бы подумать искушенный в китайском языке читатель, однако же эмоциональный смысл ее от этого совершенно не изменился бы. >; Баг повел себя сдержаннее, кричать не стал, однако же с трудом совладал с лицом: челюсть так и норовила отвалиться. Наблюдавший за ним Кай лишь посмеивался тихонько и приговаривал по обыкновению “ну… да, ну… да”.

Действительно, за красивым, возвышенным и зовущим названием “Парк отдохновения” скрывалось не что иное, как музей действующих отхожих мест. Разных культур и разных народов. От всевозможных варварских заведений подобного типа до ордусских – и именно здесь честный человекоохранитель в очередной раз почувствовал, сколь же велика империя, как много в ней проживает разных племен и какие эти племена, в сущности, разные.

В “Парке отдохновения” было собрано буквально все – и типичное отхожее место среднеазиатского декханина, с указателем направления на Мекку и прочими необходимыми для ритуального очищения важными вещами; и лабиринтовое отхожее место, свойственное жителям поселков городского типа в монгольских степях; и непритязательные приспособления для отправления нужды жителями Крайнего Севера. И многое, многое другое. И всем этим можно было воспользоваться за, прямо скажем, умеренную плату.

Особенное впечатление на Бага произвело нихонское отхожее место – над резво бегущим и весело впадающим в маленькое, кишащее карпами озеро был возведен игрушечный мостик и прямо на его середине помещался маленький домик под широкой черепичной крышей с загнутыми краями; домик и был местом отдохновения. Любопытный Баг заплатил десять чохов за вход и не пожалел об этом. В домике царила суровая чистота, пахло сосновыми ветками, а в полу было прорезано аккуратное круглое отверстие, присев над которым на корточках и следовало справить нужду – прямо в журчащие ниже воды, а оттуда уж нужда попадает прямо в озерцо, к карпам. Так ничего и не сделав – собственно, он и не намеревался и зашел только посмотреть, да и холодно зимой сидеть орлом, – Баг вышел на мостик в задумчивости.